
Путин не президент, не диктатор и даже не император. Он – описанный Маркесом "бог из машины", бесконечный и бессмертный, как сама российская власть. Маркес стал описывать своих героев как сказочных чудовищ в человеческом обличье. Путин был рожден, чтобы эту сказку сделать былью, – и у него получилось.

Мне все равно, как кто уехал или не уехал, я не сужу и не хвалю ни тех, ни других, но мнение Подрабинека оспорю. Как можно считать добровольным отъезд после двух тюремных сроков Андрея Амальрика или Петра Григоренко? Их что, нерепрессивная, очевидно, советская власть не выгоняла, не выпроваживала, не выжимала, не выдавливала, не вынуждала?

40 лет назад, 13 февраля 1974 года, был лишен советского гражданства и выслан из страны Александр Солженицын. В указе Президиума Верховного Совета СССР объяснялось: "за систематическое совершение действий, не совместимых с принадлежностью к гражданству СССР и наносящих ущерб Союзу Советских Социалистических Республик".

Жаль, что долгий каторжный век Александра Исаевича кончился раньше единой концепции сталинизма из ЕГЭ и будущего учебника имени господина Чубарьяна. Александру Чубарьяну уже немало лет. Я буду молить Бога о такой для него каре: пусть у входа в ад с красными флагами и с чертями на вышках его встретят вохровцы с рогами и с овчарками.

Сегодня писателя, кажется, никто не заставляет служить, но вот они сами рвутся, бегут внимать вождю, ведь там, как глаголет пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, можно будет "задать ему те вопросы, на которые они сами не могут найти ответ".

Дух времени, дух бесовщины, маразма и холуйства витал и источал запахи баланды в монологе родственничка, и недаром по завершении речи он снискал аплодисменты президента. Шутка ли - Путин, оказывается, пестует гениев, а они, неблагодарные, еще и пиарятся в тюрьмах!

С неуклонной периодичностью возникал мотив пресловутого "отопительного сезона" и какой-то фатальной неготовности к нему "иных коммунальных служб". Газетные заметки такого рода начинались с какой-нибудь метеорологической "зарисовки", приправленной неловко скрываемым лиризмом, свидетельствующим о том, что автор когда-то сочинял стихи и мечтал о тонкой книжке в бумажной обложке.

Славомир Мрожек умер во Франции, как Герцен. Но уехал в Ниццу вовсе не для того, чтобы будить Польшу, как Герцен - Россию. Польша уже была разбужена - и им самим, и такими как он. Из этой-то Польши Мрожек и уехал - во второй раз, после эмиграции из социалистической Польши и своего возвращения. Фактически - потому что был разочарован той Польшей, которую он разбудил.

Итак, зловещее ведомство разжало свои стальные челюсти и выпустило на волю полвека назад изъятую у автора рукопись. Арестованный роман Василия Гроссмана (наконец-то!) вернули. Но кому вернули? Читателю? В том-то и дело, что нет. О том, чтобы роман "Жизнь и судьба" дошел до читателя, позаботились в свое время совсем другие люди. И первым из них был сам его автор.

И все же есть в этом памятнике нечто символическое и для тех, кто помнит о той подлой эпохе. Ведь Твардовскому же! Не Кочетову, не кому-нибудь еще из охранителей, радетелей, служивших системе с неистовством бультерьеров, готовых загрызть каждого, кто позволил бы себе усомниться в чистоте ее мифологии, красоте сталинских усов и величии ленинских помыслов.